Глубокие истины можно только усмотреть, а не вычислить, то есть впервые вы познаете их, непосредственно осененные мгновенным впечатлением.
Голая правда — самая прекрасная вещь, и чем проще ее выражение, тем глубже она производит впечатление.
Гордость — это устоявшееся убеждение в своей собственной первостепенной ценности в каком-то особом отношении, в то время как тщеславие — это желание пробудить такое убеждение в других, и оно, как правило, сопровождается тайной надеждой прийти к тому же самому убеждению. Гордость работает изнутри; это прямая оценка самого себя. Тщеславие — это желание прийти к этой оценке косвенно, извне.
Даже Иисус Христос однажды умышленно сказал неправду.
Даже Сократ, мудрейший из людей, нуждался в предостерегающем демоне.
Два китайца, посещающие Европу, впервые посетили театр. Один из них занимался попыткой понять театральный механизм, что ему удалось сделать. Другой, несмотря на свое незнание языка, стремился разгадать смысл пьесы. Первый похож на астронома, второй — на философа.
Дело романиста не в том, чтобы рассказывать о великих событиях, а в том, чтобы делать маленькие интересные.
Для автора писать так, как он говорит, так же предосудительно, как и противоположная ошибка, говорить так, как он пишет; поскольку это дает педантичный эффект тому, что он говорит, и в то же время делает его едва понятным.
Для каждого человека ближний — зеркало, из которого смотрят на него его собственные пороки; но человек поступает при этом как собака, которая лает на зеркало в том предположении, что видит там не себя, а другую собаку.
Для меня легче, если черви будут есть моё тело, чем если профессора станут грызть мою философию.
Для нашего улучшения нам нужно зеркало.
Для того, чтобы добровольно и свободно признавать и ценить чужие достоинства, надо иметь собственное.
Догма предназначена и подходит для огромной массы человеческой расы; и как таковой он может содержать просто аллегорическую истину, которую он, тем не менее, должен выдавать за истину sensu proprio [в собственном смысле].
Европейцы все больше и больше пробуждаются к ощущению, что звери имеют права, пропорционально тому, как странное понятие постепенно преодолевается и перерастает, что животное царство возникло исключительно для пользы и удовольствия человека. Эта точка зрения с выводом о том, что нечеловеческие живые существа следует рассматривать просто как вещи, лежит в основе грубого и совершенно безрассудного отношения к ним, которое происходит на Западе.
Если бы жизнь, жажда которой является самой сущностью нашего существа, обладала какой-либо положительной внутренней ценностью, не было бы такой вещи, как скука вообще: простое существование удовлетворило бы нас само по себе, и мы не должны желать ничего. «
Если бы мы не были так заинтересованы в себе, жизнь была бы настолько неинтересной, что никто из нас не смог бы это терпеть.
Если бы каждому из нас воочию показать те ужасные страдания и муки, которым во всякое время подвержена вся наша жизнь, то нас объял бы трепет, и если провести самого закоренелого оптимиста по больницам, лазаретам и камерам хирургических истязаний, по тюрьмам, застенкам, логовищам невольников, через поля битвы и места казни; если открыть перед ним все темные обители нищеты, в которых она прячется от взоров холодного любопытства, то в конце концов и он, наверное, понял бы, что это за лучший из возможных миров.
Если вы попытаетесь вообразить, насколько это возможно, какое количество страданий, боли и страданий всевозможных видов солнца излучает в своем ходе, вы признаете, что было бы намного лучше, если бы на Земле было всего лишь на луне солнце могло вызывать явления жизни; и если бы, как и здесь, поверхность все еще была в кристаллическом состоянии.
Если иногда я считал себя несчастным, это из-за путаницы, ошибки. Я принял себя за кого-то другого. Кто я на самом деле? Я — автор «Мира как воли и репрезентации., я тот, кто дал ответ на тайну Бытия, которая будет занимать мыслителей будущих веков. Это то, чем я являюсь, и кто может оспаривать это в те годы жизни, которые все еще остаются для меня?.
Если мы подозреваем, что человек лжет, мы должны притворяться, что верим ему; потому что тогда он становится смелым и уверенным, лжет более энергично и не разоблачен.
Если человек глуп, мы извиняем его, говоря, что он ничего не может с этим поделать; но если мы попытаемся точно таким же образом извинить человека, который плох, мы должны смеяться.
Если я молчу о своей тайне, то это мой пленник… если я позволю ей соскользнуть с моего языка, я ЕГО заключенный.
Если я скрою свою тайну, она – моя пленница; если я её выпущу, я – её пленник.
Если ближайшая и непосредственная цель нашей жизни не есть страдание, то наше существование представляет самое бестолковое и нецелесообразное явление.
Есть некоторая мудрость в мрачном взгляде, в взгляде на мир как на вид ада и в ограничении своих усилий по обеспечению маленькой комнаты, которая не подвергается воздействию огня.
Жениться — значит схватить завязанными глазами в мешок в надежде обнаружить угря из змей.
За то, что один испытал наслаждение, другой должен жить, страдать и умереть.